Тьма без Света мертва, как бесплодна без зерен земля...
И продолжение.
Глава V (читать дальше)
...Смахнув со стола оставшиеся после завтрака хлебные крошки, Хенианар выглянул в окно: невдалеке дрались две сороки - их оглушительный стрекот был слышен даже в доме; полуденное светило расчертило затененную траву под яблоней светло-янтарными бликами - зыбкими, изменчивыми, колеблющимися; по густой сочной зелени залитых солнцем кустов от ветра изредка пробегала легкая рябь; в высоком утреннем небе невесомо плыли розовеющие белые облака...
Спящая Миаульдэ свернулась клубком на скамье у стены, иногда шевеля хвостом, на кончике которого при каждом движении золотисто переливались тронутые теплыми лучами волосинки. Вытянув левую руку и рассеянно поглаживая мягкую шкурку, Нимрос, кое-как примостившийся рядом - он принял довольно неудобную позу: уперевшись спиной в деревянную стену и съезжая вниз по диагонали, одну ногу для прочности поставил на пол, другую закинул на нее и впридачу положил сверху все время норовившую упасть книгу, которую приходилось придерживать свободной рукой - и поглощенный чтением, изредка кивал, закусывая нижнюю губу, или отрицательно мотал головой, или приподнимал бровь в такт своим мыслям, и свет из окна косо падал на его лицо, заставляя щурить правый глаз... Дунадан не смог сдержать улыбки при виде этой картины. День обещал быть чудесным, ласковым и теплым, в воздухе был разлит почти неосязаемый аромат теплого хлеба и меда; вскоре северянин, так и не решившийся прогнать сладко дремлющую кошку - хотя Хенианар предлагал это сделать - дочитав-таки "Краткую историю Эриадора", принадлежащую перу Арамира Имладрисского, встал, с хрустом потянулся, расправляя затекшую спину, и предложил отправиться на прогулку.
...Высокие заросли камыша шептались под ветром; затерявшаяся в зеленой траве тропинка, спускаясь по пологому берегу и лестнице, сотворенной самой природой из корней деревьев - переплетающихся, узловатых, словно старческие руки - приводила к самой реке, противоположный берег которой порос густым кустарником... Стоило юношам, сняв сапоги и подвернув штаны выше колен, ступить в реку - песчинки, потревоженные их шагами, поднялись со дна; вода поначалу остро и все-таки приятно холодила ноги; маленькие серебристые рыбки, плававшие на мелководье, испуганно отпрянули в стороны, только скользнули по песку их причудливые тени. В беспокойном свете - усилившийся ветер нагонял тучи - молодые люди шли по реке, держась за руки, ощущая прохладное тепло ладоней друг друга... Выйдя из воды, Хенианар, блаженно зажмурившись, сел на податливый красноватый песок, подставив лицо свету и ощущая кожей прохладные дуновения... Нимрос стоял, закрыв глаза и приникнув всем телом к серой шершавой коре старой сосны, уходящей в небо, словно вбирая ее силу; и ветер развевал вспыхивавшие на солнце нити золотых волос...
Возвращаясь, увидели: хромоногий Марадан колол дрова возле своего домика - старику приходилось трудно. Трясущимися руками поднимал он топор, но ему не хватало сил с размаху опустить тускло сверкавшее лезвие на полено, чтобы сразу расколоть его. Быстро подойдя к расшатавшейся облупленной калитке и толчком сильной руки отперев ее, северянин подошел к подслеповато сощурившемуся пожилому человеку, на высоком лбу которого выступили от бесплодного напряжения бисеринки пота.
- Ты так надорвешься, отец. Мы помочь пришли.
- Да вот... - чуть виноватая улыбка тронула впалые губы старика. - Весной нарубил поленьев, потом слег надолго, нога разболелась. Так оставить - заплесневеют, сгниют к зиме, труд пропадет... - Марадан укоризненно покачал головой.
Скинув плащ на траву и засучив рукава, Нимрос взял в руки топор, поднял над головой - под кожей проступил красивый рисунок мышц - размахнулся...
...Казалось, прошло совсем немного времени - а посреди двора была уже груда дров, и солнце начало свой ежевечерний путь на запад... Хенианар тоже поучаствовал в рубке, когда северянин начал уже уставать. На порог дома вышла хозяйка - сгорбленная и полноватая, в черном платье; седые кудри, румяное лицо; в уголках добрых безмятежно-голубых глаз время сплело сеть мелких лучистых морщинок, какие бывают только от частых улыбок... Она вынесла молодым людям медный кувшин с прохладной водой, что было очень кстати, и небольшой, но увесистый мешочек, полный серебряных монет. От денег хадоринг долго отказывался, однако ж - упросили - взял в конце концов...
- Мы бы без вас не справились ни сегодня, ни через три дня, - проговорила старушка, провожая Нимроса и Хенианара до калитки. - Примите нашу благодарность, и да хранят вас Валар!
Позади - река, впереди - стелется под ноги серо-коричневая лента тропинки, заросшей по краям присыпанным пылью подорожником и высокой зеленой травой; по небу разлит золотистый свет, темные кроны деревьев вдали кажутся развалинами стены древнего замка... Сколько в мире таких вот тропинок, ведущих к порогу дома? Сколько домов, где кто-то ждет - да вот хотя бы кошка? И можно прийти, открыть так знакомо скрипящую дверь, ощутив ее смолисто-древесный запах, лечь на скамью и забыться кратким сном, который прогонит усталость, а потом - будет простой ужин, и разговор, и дрожащий от дыхания огонек свечи, и мягкая постель, и рядом - теплый мурчащий комок...
Глава VI (читать дальше)
- ...Мне надоело видеть, что ты спишь на полу, - шутливо-сердитым тоном заявил Хенианар Нимросу на следующий день, когда кончился завтрак. - Раньше в этом доме так не поступала даже Миаульдэ, но вот - сегодня ночью кошка ушла от меня - к тебе, на пол. Я этого не потерплю!
- И что ты предлагаешь сделать? - с озорным прищуром поинтересовался собеседник. Он уже ополоснул тарелки и теперь вытирал мокрые руки о край плаща.
- Я предлагаю сделать кровать для тебя из скамьи. Тут, правда, трудность есть, - смутился дунадан, - ее еще надо будет втащить наверх...
- Это трудно, да, но я помогу; думаю, вдвоем мы точно справимся, - смерив оценивающим взглядом стоявший у стены предмет разговора, подытожил северянин, завязывая в хвост длинные белокурые волосы. - И не думай отказываться от моей помощи. В одиночку ты надорвешься - а в таком случае вылечить я тебя не обещаю.
Хенианар и раньше видел, что Нимрос высок и хорошо сложен, но все равно как-то не ожидал, что вместе им сравнительно легко удастся поднять деревянную скамью по лестнице и поставить в противоположном конце обширной комнаты. Было бы еще легче, но рядом вилась любопытная Миаульдэ, уже на верхних ступенях едва не подвернувшаяся дунадану под ноги. Чтобы сделать новую постель мягче, ее застелили шкурами и парой одеял, но укрываться северянин по-прежнему хотел только плащом.
Спустившись вниз, отдохнув за игрой с кошкой и чтением книг, молодые люди после краткого спора о том, что приготовить кушать, решили сделать мясную похлебку с луком и травами. Правда, благодаря Нимросу получилась не она, а странный, но невероятно вкусный суп из всего, что нашлось в доме - начиная от сыра и кончая орехами. И был обед - Миаульдэ вспрыгнула на стол и тоже приняла участие в общей трапезе, получив кусочек мяса.
Вскоре через приоткрытую дверь в комнату начал пробираться холод - точно вор - он незаметно отнял у всех ощущение тепла и уюта. Хенианар, набросив плащ, вышел за порог. Погода - в сравнении со вчерашним днем - неприятно изменилась. Тяжелые серые тучи медленно и неотвратимо поглощали лазурную синеву неба, блеклое солнце почти не согревало, пронизывающий резкий ветер забирался под одежду, руки быстро стыли... Зябко поежившись, молодой человек вернулся в дом; Нимрос - он вдевал нитку в иглу, собираясь зашивать прореху в краю плаща, который вчера некстати зацепился за кусты - с минуту хмуро глядел в окно, потом обернулся:
- Я, как ни странно, тоже не хочу мерзнуть на ветру; думаю, сегодня мы... ну, если ты не против... весь день проведем дома. Предлагаю разжечь камин - комната выстыла.
Дунадан, обогнув дом, вошел в небольшую пристройку, взвалил на плечо вязанку дров и вернулся домой...
...За окном шумел дождь, хлещущий по ветвям деревьев, вздрагивавших, точно от удара, тусклые капли сползали по стеклу, небо стало непроглядно-серым... Под потолком стлался легкий дымок, острый горьковатый аромат разлился в воздухе; потрескивали поленья в огне, рыжие блики пламени отражались в глазах, в комнате становилось даже жарко. Северянин пил чай с медом из глиняной кружки и бдительно приглядывал за огнем; дунадан сидел рядом, ощущая ласковое тепло сильного стройного тела Нимроса, перебирая его длинные медовые волосы. Как-то незаметно пришло понимание: вот он - не просто целитель, помогший в трудную минуту, а - друг, пусть лишь недавно свершилась встреча и еще так хрупка незримая нить, связавшая их; тот, кому можно довериться без оглядки. Человек, которого в случае чего не просто можно - нужно закрыть грудью, это - как потребность дышать. И ни на минуту не возникло сомнения - а поступит ли он так же? И такие знакомые искорки во взгляде, и улыбка - почаще бы ее видеть... По глазам Хенианара северянин понял все. Но ничего не сказал. Наверное, это было даже и к лучшему... Дунадан сжал меж ладоней его красивую сильную руку, разглядывая сплетение тонких вен и - небольшой - почти незаметный - белый шрам на узком запястье. И хотелось спросить - откуда? почему? - но страшно было ранить, коснуться чего-то тайного, больного...
Дождь перестал. Выйдя на крыльцо и прислонившись к перилам, молодые люди словно единой грудью вдыхали острый пьянящий аромат омытой дождем земли. Нимрос поймал упавшую с крыши тяжелую холодную каплю чуть дрогнувшей ладонью, поднес руку к губам, слизнул прохладную жидкость - на миг свело зубы... И тихий шелест - голос Хенианара - почти неразличимый в шепоте трав, синеющих в туманной вечерней прохладе:
- Друг... - дунадан словно пробовал на вкус это слово. - Расскажи мне... ну, если можно... о том, что ты прочел в книгах той странной северной земли, где рождаются звезды. Ты говорил однажды, что помнишь запретные строки проклятых и отвергнутых Светом летописей...
- Хорошо... Только... если будет больно слушать - скажи.
И словно растаяла реальность, и ветер вплетался в странно изменившийся, напряженный и звенящий голос Нимроса. А над горизонтом зажглась та звезда, которую дунэдайн называли Гил-Эстел - яркая холодная искра над венцом из семи осколков льда, и непривычно горчило на губах ее другое, запретное имя - Мельтор, и временами казалось Хенианару - она действительно бьется, словно сердце. И со стоном рвались золотые нити сказаний Света, и выступали на глазах слезы...
- Да, это больно. Но я благодарен за эту боль, meldir... - дунадан оборвал фразу, вздрогнул - от наступившего холода... или?.. - Пойдем в дом.
Перед тем, как лечь, северянин предложил устроить уборку. Хенианар тщательно протер пыль всюду, где только мог; вымел веником, на который покушалась неугомонная кошка, из дому весь сор; в довершение всего - вместе с Нимросом заменил истрепавшуюся благодаря чьим-то острым когтям занавеску на одном из окон...
Трепещущий огонек свечи бросал слабые отсветы на лица, ветер, влетавший в раскрытое окно, доносил запах омытых дождем трав...
- Скажи мне, как ты живешь с этим знанием... с этой болью, Нимрос?
- А что... живу, как живется... Да, строки летописей Севера было тяжело читать, я долгое время был словно оглушен ими и пребывал в черном отчаянии. А потом понял: главное - не смерть, а жизнь. И - "Мы будем помнить, Астар. Мы будем ждать...". Пойми, Тьма - это не только Память и Боль, но и надежда, и вера в то, что все изменится к лучшему, и тихая радость - как нежное прикосновение прохладного летнего ветерка в закатный час... И по-детски открытые миру странники-Эстелрим из далекой Земли-у-Моря, которая в их берущих за сердце историях похожа на забытую людьми светлую сказку, и гордые рыцари Ордена Лютни несут людям не только Скорбь и Память - но и веру в лучшее, и трепетную Надежду - светлячком в горсти... И люди, несмотря на все, что было, живут почти так же, как жили до падения Твердыни. Потому что в мире, знаешь ли, друг мой, есть не только страдание и горе. Да, на Севере носят черное - но вплетается в ткань скорби - серебряной нитью вышивки - надежда. И светит над бесснежными черными горами - россыпью искр давно догоревшего костра, зажженного когда-то в небе древними богами - Полночный Венец. И каждый, кто устал, кто отчаялся, каждый, кого захлестнула волна жалости к самому себе - посмотрит ночью ввысь, в небо, где горит Звезда - и вспомнит, что Крылатый в ту страшную ночь - в ночь гибели Твердыни - по капле крови отдал себя не для того, чтобы люди Тьмы навечно погрузились в траур по нему, но для того, чтобы они - жили: смеялись, грустили, прощали обиды врагам и возвращались с войны, строили дома и вели корабли навстречу бескрайнему морю - к иным землям, смотрели на звезды и мечтали, писали стихи любимым и слагали детям сказки, гладили кошек и шутили, пели у костра и забывали слова песен, разжигали огонь в очаге по вечерам и кутались в теплый плед зимой, дышали дождевым ветром и сплетали венки на празднике, сеяли пшеницу и пекли хлеб, уходили в дорогу, чтобы потом обязательно вернуться домой, и ждали, любовались выращенными цветами и чертили слово "люблю" прутиком на песке, вырезали на коже руны и просыпались утром от солнечного света на лице, собирали в поле целебные травы и гуляли по лесу, взявшись за руки, расставались и отпускали друг друга, хоронили и оплакивали... Именно в причудливом переплетении скорби и радости, Света и Тьмы - жизнь, одно невозможно без другого, и извечен этот закон. Если выберешь только одну сторону - заблудишься в лабиринте миражей, приняв их за правду. Прошлое - священно, ведь без него нет ни настоящего, ни будущего; и Орден Посвященных хранит его... Но не надо замыкаться на нем, это слишком тяжело… Пусть Видящие, Помнящие и Хранящие слушают цветущий у развалин на древних холмах вереск и читают полустершиеся руны на обгоревших в пламени страницах - в этом их странный, но лишь на первый взгляд бесполезный Дар и горький трудный Путь... А остальным лучше - просто помнить, чтить подвиг последних воинов Аст Ахэ, но жить - настоящим и смотреть в будущее. Да, Крылатый ушел за Грань - но жизнь продолжается. Может быть, именно во имя того, чтобы так было, он и принял все эти муки, стал Стражем этого мира... Правда, я могу понять тех, кто отказывается от этой возможности и уходит из жизни, не в силах смириться с ее страшной ценой - ценой боли и крови Учителя и его воинов... И судить их - не мне... Я сам сначала думал поступить так же... - серые глаза на мгновение подернулись льдом.
Дунадан, вздрогнув, рывком прижался к северянину, глотая тепло-соленые слезы; к горлу подступил комок...
- Ну, успокойся, все будет хорошо, я знаю... - сбившийся шепот, прикосновение прохладной ладони к шелковистым темным волосам...
...Склонившись над заснувшим другом, Нимрос думал вслух:
- Спи... На рассвете с далекого холодного моря придет гроза, но пока еще - только догорающее пламя заката взметнулось в темнеющее небо, где-то далеко на западе бледно-золотые проблески еле видны в подступающей лиловой мгле... Спи - и пусть ничто не тревожит твой сон... Прости, что я рассказал тебе, то, что прочел в книгах Севера, теперь ты разделяешь со мной эту горечь - я этого не хотел... Но, кажется, я чувствую - это было не зря...
Глава VII (читать дальше)
...Нимрос и Хенианар, наслаждаясь утренней прохладой и дуновениями веерка, сидели на земле, вдыхая пьянящий запах просыпающейся земли, хвои, можжевельника, свежести... Они забрались в чащу, где высились развалины какой-то старинной и поросшей мхом стены с глубокой нишей. Статую в человеческий рост, стоявшую в углублении, заплели сорные травы, время не пощадило ее, головы не было - но в руках уцелела серебряная чаша и проступала сквозь грязь искусная летящая резьба на сером каменном постаменте... Совсем близко текла река - неглубокая в этом месте, неумолчно говорливая. Обильная густая роса поблескивала на сапогах. В какой-то момент северянин закатал рукава рубахи... Дунадан, придвинувшийся к нему, снова увидел тонкий белый шрам на запястье.
- Что это? - сливаясь с голосом ручья, прозвучал шепот Хенианара.
На севере, - тихо ответил Нимрос, - у меня был учитель. Эльф. Этот шрам - знак моей клятвы.
- Хотел бы я связать свою судьбу с твоей... - тихо, словно бы про себя, промолвил дунадан.
- Значит... - взгляд в глаза, открытая счастливая улыбка, так идущая красивому лицу северянина, - ты - позволишь мне стать твоим братом?.. Прости, но ученики я тебя не могу взять, во всяком случае - пока. Это огромная ответственность. Если я однажды причиню тебе боль - я себя не прощу...
- Да. Будь моим братом, - на выдохе, чуть слышно.
Нимрос зачерпнул речной воды неглубокой широкой чашей, которую прежде держала статуя. И солнечный блик дробился на серебряной грани, и легкие тени медленно оседающих песчинок скользили по дну чаши, и, постепенно замирая, мерно покачивалось отраженное в воде небо цвета васильков с летящими по нему бело-золотисто-розовыми облаками... Он достал из кармана складной нож. Сжав зубы, резко, с силой провел клинком по руке; то же сделал и Хенианар - запястье словно обожгло. Сперва ярко-красные капли падали в воду, растворяясь в ней, истаивая бледно-розовой дымкой, потом вода окрасилась багрянцем... Юноша слизнул с лезвия оставшуюся на нем кровь - острый солено-пряный вкус немного пьянил. И - ласковое тепло объятия, и - слова старинной клятвы, и глотки из чаши; долгие разговоры - словно бы ни о чем, и случайные соприкосновения, от которых по телу проходит легкая приятная дрожь...
Поле - сказочный ковер, расшитый живыми цветами - окутанное пьянящим, сладковато-теплым запахом летних трав: крупные оранжево-рыжие шмели, летающие между цветами, и бескрайний простор, и почти неощутимый ветерок, и сизые тучи, изредка закрывающие солнце - тогда на землю ложится прохладная серая тень... Спустившись по тропе в низинку меж пологими холмами, юноши попали в неожиданно теплый - даже жаркий - участок поля, постояли немного... На бледной коже Нимроса выступили от ветра, солнца и быстрой ходьбы легкие розоватые пятна, ничуть не портившие его красоты, с пушистыми завитками волос на шее играл ветер. Дунадан приложил ладонь к его груди, чувствуя, как под белой тканью рубашки бьется сердце брата...
Домой вернулись к обеду. Привычное вяленое мясо с хлебом, сверху веточка укропа - душистого и пряного, сладковатого с кислинкой, и большое красное яблоко - одно на двоих. Разрезать не стали - северянин взял его, надкусил, глубоко впиваясь зубами в мякоть, с одной стороны, а Хенианар - с другой, по подбородку его стекла прозрачная сладкая капля... Когда яблоко было уже почти доедено, внезапно друзья, вдруг столкнувшись носами, рассмеялись от неожиданности; огрызок полетел в окно - навострившая уши Миаульдэ жадно следила за ним, дрогнул кончик хвоста...
Легкий ветерок продувал прогретую за день комнату; изузоренный дубовый лист влетел в окно, плавно опустился перед самым носом задремавшей кошки... Северянин сидел на скамье в изящно-непринужденной позе, чуть откинувшись назад, расчесывал густые пряди. Дунадан взял в руку нагретый его пальцами деревянный гребень и очень осторожно провел по длинным волосам, от которых исходил пьянящий теплый запах солнца, нежно-сладковатый аромат мяты - и на миг сам испугался того, что сделал. Но Нимрос только ласково улыбнулся... Взгляд его упал на давно стоящую в углу без дела старую лютню, о которой хозяин дома как-то совсем забыл.
- Наръо, - молодой арнорец привык уже к этому сокращению своего имени, - я бы хотел, чтобы ты спел мне... ну, если у тебя есть желание.
Хенианар сперва смешался, а потом, словно решившись, резким движением схватил лютню, сел; взял, привыкая к ней - отвык за год, конечно... - пару аккордов. И понял, что не получается - в такой день, перед другом и братом - петь старые, давно знакомые обоим песни, что прямо сейчас вырвется, захлестнет с головой - свое, потаенное, о чем не скажешь просто словами... и - негромко запел под серебристый перебор шести струн...
Будет - летний рассвет,
Шорох ветра в ветвях
В этот миг ты придешь,
И к моим волосам
Сами собой, приходя из ниоткуда, возникали слова - бесхитростные и незатейливые - словно странные и не всегда подходящие друг к другу бусины, что - одна за другой - нанизываются на нить...
Все рассказы твои
Пусть всего лишь недавно
Взгляд наивно-открыт
Благодарности слово -
Мелодия и слова сплетались в незамысловатый, но подкупающий своей наивной искренностью узор. В песнях нет места лжи и обману, душа поющего - как на ладони перед тем, кто слушает - и слышит - его...
В золотых волосах -
И глаза - цвета моря,
Ты прости меня, друг -
Эти строки простые
Дунадан окончательно смутился, покраснел, смолк; только в тишине еще несколько секунд трепетно звенела тонкая струна, постепенно затихая... Нимрос встал и молча обнял его, не говоря ни слова; потом задумчиво прикрыл длинными ресницами красивые глаза, сдвинул брови, нерешительно протянул:
- Знаешь, Наръо, я тут подумал... я хочу отправиться с тобой на север. Меня тянет туда, - отрывисто докончил мысль.
- Я буду только рад, - выдохнул дунадан. - Когда?
- Да хоть завтра. Если успеем запастись всем необходимым и уложиться, конечно.
Через полчаса Хенианар уже уложил в свой мешок складной нож, кремень и огниво, мешочек с солью, фляги с вином и водой, вяленое мясо и солонину. Нимрос (дунадан обратил внимание на то, что деревянная рукоятка его ножа была украшена, как он узнал, собственноручно выжженными узорами) подошел к делу более обстоятельно - взял еще и брусок для заточки ножей, сушеную рыбу, свечу, прочную веревку, клубок ниток, сухари, заткнул за ворот иглу. Посоветовал захватить с собой побольше запасной одежды и большой кусок прочной белой ткани, приготовил топорик. Деньги разделили поровну. Оставалось зайти к семье Фаэнвен, сказать о путешествии и оставить им кошку. Это решили отложить на завтра.
Солнце уже клонилось к закату, лиловая прохлада окутывала деревню... До ужина молодые люди читали. Дунадан часто поднимал голову от книги и смотрел, как малиновое зарево заката бросало оранжевые блики на спокойное лицо друга и брата, изредка в задумчивости проводившего указательным пальцем по обветрившимся губам. Потом пожарили курицу с луком. Миаульдэ, понявшая, что ее покидают, понуро сидела у дальней стены, и друзьям от этого кусок в горло не лез. Нимрос опустился перед ней на корточки, ласково погладил, что-то зашептал в острое ушко... Спустя пять минут кошка понемногу успокоилась, вышла из угла, стала тереться головой об табурет и ноги юношей.
Поднявшись наверх, в комнату, пропитанную прохладно-теплым ароматом летнего вечера, Хенианар долго метался на кровати, все время будя кошку, не мог уснуть. Он, несмотря на ощущение странной медовой звенящей легкости во всем теле и открытое окно, был словно в жару; легкая ткань простыни казалась горячей, тонкая рубашка намокла от пота, губы пересохли - хотелось пить. Сон пришел к нему только глубокой ночью...
Такого сумасшедшего дня у него давно не было...
Примечание (читать дальше)к главе VII. Стихотвореньице в тексте - мое, оно старое, но тут к делу пришлось. Точнее, оно и писалось специально для текста - только текст тогда был в зачаточном виде и сильно отличался от нынешнего. Текст поменялся - а стих остался, ага))
Глава V (читать дальше)
...Смахнув со стола оставшиеся после завтрака хлебные крошки, Хенианар выглянул в окно: невдалеке дрались две сороки - их оглушительный стрекот был слышен даже в доме; полуденное светило расчертило затененную траву под яблоней светло-янтарными бликами - зыбкими, изменчивыми, колеблющимися; по густой сочной зелени залитых солнцем кустов от ветра изредка пробегала легкая рябь; в высоком утреннем небе невесомо плыли розовеющие белые облака...
Спящая Миаульдэ свернулась клубком на скамье у стены, иногда шевеля хвостом, на кончике которого при каждом движении золотисто переливались тронутые теплыми лучами волосинки. Вытянув левую руку и рассеянно поглаживая мягкую шкурку, Нимрос, кое-как примостившийся рядом - он принял довольно неудобную позу: уперевшись спиной в деревянную стену и съезжая вниз по диагонали, одну ногу для прочности поставил на пол, другую закинул на нее и впридачу положил сверху все время норовившую упасть книгу, которую приходилось придерживать свободной рукой - и поглощенный чтением, изредка кивал, закусывая нижнюю губу, или отрицательно мотал головой, или приподнимал бровь в такт своим мыслям, и свет из окна косо падал на его лицо, заставляя щурить правый глаз... Дунадан не смог сдержать улыбки при виде этой картины. День обещал быть чудесным, ласковым и теплым, в воздухе был разлит почти неосязаемый аромат теплого хлеба и меда; вскоре северянин, так и не решившийся прогнать сладко дремлющую кошку - хотя Хенианар предлагал это сделать - дочитав-таки "Краткую историю Эриадора", принадлежащую перу Арамира Имладрисского, встал, с хрустом потянулся, расправляя затекшую спину, и предложил отправиться на прогулку.
...Высокие заросли камыша шептались под ветром; затерявшаяся в зеленой траве тропинка, спускаясь по пологому берегу и лестнице, сотворенной самой природой из корней деревьев - переплетающихся, узловатых, словно старческие руки - приводила к самой реке, противоположный берег которой порос густым кустарником... Стоило юношам, сняв сапоги и подвернув штаны выше колен, ступить в реку - песчинки, потревоженные их шагами, поднялись со дна; вода поначалу остро и все-таки приятно холодила ноги; маленькие серебристые рыбки, плававшие на мелководье, испуганно отпрянули в стороны, только скользнули по песку их причудливые тени. В беспокойном свете - усилившийся ветер нагонял тучи - молодые люди шли по реке, держась за руки, ощущая прохладное тепло ладоней друг друга... Выйдя из воды, Хенианар, блаженно зажмурившись, сел на податливый красноватый песок, подставив лицо свету и ощущая кожей прохладные дуновения... Нимрос стоял, закрыв глаза и приникнув всем телом к серой шершавой коре старой сосны, уходящей в небо, словно вбирая ее силу; и ветер развевал вспыхивавшие на солнце нити золотых волос...
Возвращаясь, увидели: хромоногий Марадан колол дрова возле своего домика - старику приходилось трудно. Трясущимися руками поднимал он топор, но ему не хватало сил с размаху опустить тускло сверкавшее лезвие на полено, чтобы сразу расколоть его. Быстро подойдя к расшатавшейся облупленной калитке и толчком сильной руки отперев ее, северянин подошел к подслеповато сощурившемуся пожилому человеку, на высоком лбу которого выступили от бесплодного напряжения бисеринки пота.
- Ты так надорвешься, отец. Мы помочь пришли.
- Да вот... - чуть виноватая улыбка тронула впалые губы старика. - Весной нарубил поленьев, потом слег надолго, нога разболелась. Так оставить - заплесневеют, сгниют к зиме, труд пропадет... - Марадан укоризненно покачал головой.
Скинув плащ на траву и засучив рукава, Нимрос взял в руки топор, поднял над головой - под кожей проступил красивый рисунок мышц - размахнулся...
...Казалось, прошло совсем немного времени - а посреди двора была уже груда дров, и солнце начало свой ежевечерний путь на запад... Хенианар тоже поучаствовал в рубке, когда северянин начал уже уставать. На порог дома вышла хозяйка - сгорбленная и полноватая, в черном платье; седые кудри, румяное лицо; в уголках добрых безмятежно-голубых глаз время сплело сеть мелких лучистых морщинок, какие бывают только от частых улыбок... Она вынесла молодым людям медный кувшин с прохладной водой, что было очень кстати, и небольшой, но увесистый мешочек, полный серебряных монет. От денег хадоринг долго отказывался, однако ж - упросили - взял в конце концов...
- Мы бы без вас не справились ни сегодня, ни через три дня, - проговорила старушка, провожая Нимроса и Хенианара до калитки. - Примите нашу благодарность, и да хранят вас Валар!
Позади - река, впереди - стелется под ноги серо-коричневая лента тропинки, заросшей по краям присыпанным пылью подорожником и высокой зеленой травой; по небу разлит золотистый свет, темные кроны деревьев вдали кажутся развалинами стены древнего замка... Сколько в мире таких вот тропинок, ведущих к порогу дома? Сколько домов, где кто-то ждет - да вот хотя бы кошка? И можно прийти, открыть так знакомо скрипящую дверь, ощутив ее смолисто-древесный запах, лечь на скамью и забыться кратким сном, который прогонит усталость, а потом - будет простой ужин, и разговор, и дрожащий от дыхания огонек свечи, и мягкая постель, и рядом - теплый мурчащий комок...
Глава VI (читать дальше)
- ...Мне надоело видеть, что ты спишь на полу, - шутливо-сердитым тоном заявил Хенианар Нимросу на следующий день, когда кончился завтрак. - Раньше в этом доме так не поступала даже Миаульдэ, но вот - сегодня ночью кошка ушла от меня - к тебе, на пол. Я этого не потерплю!
- И что ты предлагаешь сделать? - с озорным прищуром поинтересовался собеседник. Он уже ополоснул тарелки и теперь вытирал мокрые руки о край плаща.
- Я предлагаю сделать кровать для тебя из скамьи. Тут, правда, трудность есть, - смутился дунадан, - ее еще надо будет втащить наверх...
- Это трудно, да, но я помогу; думаю, вдвоем мы точно справимся, - смерив оценивающим взглядом стоявший у стены предмет разговора, подытожил северянин, завязывая в хвост длинные белокурые волосы. - И не думай отказываться от моей помощи. В одиночку ты надорвешься - а в таком случае вылечить я тебя не обещаю.
Хенианар и раньше видел, что Нимрос высок и хорошо сложен, но все равно как-то не ожидал, что вместе им сравнительно легко удастся поднять деревянную скамью по лестнице и поставить в противоположном конце обширной комнаты. Было бы еще легче, но рядом вилась любопытная Миаульдэ, уже на верхних ступенях едва не подвернувшаяся дунадану под ноги. Чтобы сделать новую постель мягче, ее застелили шкурами и парой одеял, но укрываться северянин по-прежнему хотел только плащом.
Спустившись вниз, отдохнув за игрой с кошкой и чтением книг, молодые люди после краткого спора о том, что приготовить кушать, решили сделать мясную похлебку с луком и травами. Правда, благодаря Нимросу получилась не она, а странный, но невероятно вкусный суп из всего, что нашлось в доме - начиная от сыра и кончая орехами. И был обед - Миаульдэ вспрыгнула на стол и тоже приняла участие в общей трапезе, получив кусочек мяса.
Вскоре через приоткрытую дверь в комнату начал пробираться холод - точно вор - он незаметно отнял у всех ощущение тепла и уюта. Хенианар, набросив плащ, вышел за порог. Погода - в сравнении со вчерашним днем - неприятно изменилась. Тяжелые серые тучи медленно и неотвратимо поглощали лазурную синеву неба, блеклое солнце почти не согревало, пронизывающий резкий ветер забирался под одежду, руки быстро стыли... Зябко поежившись, молодой человек вернулся в дом; Нимрос - он вдевал нитку в иглу, собираясь зашивать прореху в краю плаща, который вчера некстати зацепился за кусты - с минуту хмуро глядел в окно, потом обернулся:
- Я, как ни странно, тоже не хочу мерзнуть на ветру; думаю, сегодня мы... ну, если ты не против... весь день проведем дома. Предлагаю разжечь камин - комната выстыла.
Дунадан, обогнув дом, вошел в небольшую пристройку, взвалил на плечо вязанку дров и вернулся домой...
...За окном шумел дождь, хлещущий по ветвям деревьев, вздрагивавших, точно от удара, тусклые капли сползали по стеклу, небо стало непроглядно-серым... Под потолком стлался легкий дымок, острый горьковатый аромат разлился в воздухе; потрескивали поленья в огне, рыжие блики пламени отражались в глазах, в комнате становилось даже жарко. Северянин пил чай с медом из глиняной кружки и бдительно приглядывал за огнем; дунадан сидел рядом, ощущая ласковое тепло сильного стройного тела Нимроса, перебирая его длинные медовые волосы. Как-то незаметно пришло понимание: вот он - не просто целитель, помогший в трудную минуту, а - друг, пусть лишь недавно свершилась встреча и еще так хрупка незримая нить, связавшая их; тот, кому можно довериться без оглядки. Человек, которого в случае чего не просто можно - нужно закрыть грудью, это - как потребность дышать. И ни на минуту не возникло сомнения - а поступит ли он так же? И такие знакомые искорки во взгляде, и улыбка - почаще бы ее видеть... По глазам Хенианара северянин понял все. Но ничего не сказал. Наверное, это было даже и к лучшему... Дунадан сжал меж ладоней его красивую сильную руку, разглядывая сплетение тонких вен и - небольшой - почти незаметный - белый шрам на узком запястье. И хотелось спросить - откуда? почему? - но страшно было ранить, коснуться чего-то тайного, больного...
Дождь перестал. Выйдя на крыльцо и прислонившись к перилам, молодые люди словно единой грудью вдыхали острый пьянящий аромат омытой дождем земли. Нимрос поймал упавшую с крыши тяжелую холодную каплю чуть дрогнувшей ладонью, поднес руку к губам, слизнул прохладную жидкость - на миг свело зубы... И тихий шелест - голос Хенианара - почти неразличимый в шепоте трав, синеющих в туманной вечерней прохладе:
- Друг... - дунадан словно пробовал на вкус это слово. - Расскажи мне... ну, если можно... о том, что ты прочел в книгах той странной северной земли, где рождаются звезды. Ты говорил однажды, что помнишь запретные строки проклятых и отвергнутых Светом летописей...
- Хорошо... Только... если будет больно слушать - скажи.
И словно растаяла реальность, и ветер вплетался в странно изменившийся, напряженный и звенящий голос Нимроса. А над горизонтом зажглась та звезда, которую дунэдайн называли Гил-Эстел - яркая холодная искра над венцом из семи осколков льда, и непривычно горчило на губах ее другое, запретное имя - Мельтор, и временами казалось Хенианару - она действительно бьется, словно сердце. И со стоном рвались золотые нити сказаний Света, и выступали на глазах слезы...
- Да, это больно. Но я благодарен за эту боль, meldir... - дунадан оборвал фразу, вздрогнул - от наступившего холода... или?.. - Пойдем в дом.
Перед тем, как лечь, северянин предложил устроить уборку. Хенианар тщательно протер пыль всюду, где только мог; вымел веником, на который покушалась неугомонная кошка, из дому весь сор; в довершение всего - вместе с Нимросом заменил истрепавшуюся благодаря чьим-то острым когтям занавеску на одном из окон...
Трепещущий огонек свечи бросал слабые отсветы на лица, ветер, влетавший в раскрытое окно, доносил запах омытых дождем трав...
- Скажи мне, как ты живешь с этим знанием... с этой болью, Нимрос?
- А что... живу, как живется... Да, строки летописей Севера было тяжело читать, я долгое время был словно оглушен ими и пребывал в черном отчаянии. А потом понял: главное - не смерть, а жизнь. И - "Мы будем помнить, Астар. Мы будем ждать...". Пойми, Тьма - это не только Память и Боль, но и надежда, и вера в то, что все изменится к лучшему, и тихая радость - как нежное прикосновение прохладного летнего ветерка в закатный час... И по-детски открытые миру странники-Эстелрим из далекой Земли-у-Моря, которая в их берущих за сердце историях похожа на забытую людьми светлую сказку, и гордые рыцари Ордена Лютни несут людям не только Скорбь и Память - но и веру в лучшее, и трепетную Надежду - светлячком в горсти... И люди, несмотря на все, что было, живут почти так же, как жили до падения Твердыни. Потому что в мире, знаешь ли, друг мой, есть не только страдание и горе. Да, на Севере носят черное - но вплетается в ткань скорби - серебряной нитью вышивки - надежда. И светит над бесснежными черными горами - россыпью искр давно догоревшего костра, зажженного когда-то в небе древними богами - Полночный Венец. И каждый, кто устал, кто отчаялся, каждый, кого захлестнула волна жалости к самому себе - посмотрит ночью ввысь, в небо, где горит Звезда - и вспомнит, что Крылатый в ту страшную ночь - в ночь гибели Твердыни - по капле крови отдал себя не для того, чтобы люди Тьмы навечно погрузились в траур по нему, но для того, чтобы они - жили: смеялись, грустили, прощали обиды врагам и возвращались с войны, строили дома и вели корабли навстречу бескрайнему морю - к иным землям, смотрели на звезды и мечтали, писали стихи любимым и слагали детям сказки, гладили кошек и шутили, пели у костра и забывали слова песен, разжигали огонь в очаге по вечерам и кутались в теплый плед зимой, дышали дождевым ветром и сплетали венки на празднике, сеяли пшеницу и пекли хлеб, уходили в дорогу, чтобы потом обязательно вернуться домой, и ждали, любовались выращенными цветами и чертили слово "люблю" прутиком на песке, вырезали на коже руны и просыпались утром от солнечного света на лице, собирали в поле целебные травы и гуляли по лесу, взявшись за руки, расставались и отпускали друг друга, хоронили и оплакивали... Именно в причудливом переплетении скорби и радости, Света и Тьмы - жизнь, одно невозможно без другого, и извечен этот закон. Если выберешь только одну сторону - заблудишься в лабиринте миражей, приняв их за правду. Прошлое - священно, ведь без него нет ни настоящего, ни будущего; и Орден Посвященных хранит его... Но не надо замыкаться на нем, это слишком тяжело… Пусть Видящие, Помнящие и Хранящие слушают цветущий у развалин на древних холмах вереск и читают полустершиеся руны на обгоревших в пламени страницах - в этом их странный, но лишь на первый взгляд бесполезный Дар и горький трудный Путь... А остальным лучше - просто помнить, чтить подвиг последних воинов Аст Ахэ, но жить - настоящим и смотреть в будущее. Да, Крылатый ушел за Грань - но жизнь продолжается. Может быть, именно во имя того, чтобы так было, он и принял все эти муки, стал Стражем этого мира... Правда, я могу понять тех, кто отказывается от этой возможности и уходит из жизни, не в силах смириться с ее страшной ценой - ценой боли и крови Учителя и его воинов... И судить их - не мне... Я сам сначала думал поступить так же... - серые глаза на мгновение подернулись льдом.
Дунадан, вздрогнув, рывком прижался к северянину, глотая тепло-соленые слезы; к горлу подступил комок...
- Ну, успокойся, все будет хорошо, я знаю... - сбившийся шепот, прикосновение прохладной ладони к шелковистым темным волосам...
...Склонившись над заснувшим другом, Нимрос думал вслух:
- Спи... На рассвете с далекого холодного моря придет гроза, но пока еще - только догорающее пламя заката взметнулось в темнеющее небо, где-то далеко на западе бледно-золотые проблески еле видны в подступающей лиловой мгле... Спи - и пусть ничто не тревожит твой сон... Прости, что я рассказал тебе, то, что прочел в книгах Севера, теперь ты разделяешь со мной эту горечь - я этого не хотел... Но, кажется, я чувствую - это было не зря...
Глава VII (читать дальше)
...Нимрос и Хенианар, наслаждаясь утренней прохладой и дуновениями веерка, сидели на земле, вдыхая пьянящий запах просыпающейся земли, хвои, можжевельника, свежести... Они забрались в чащу, где высились развалины какой-то старинной и поросшей мхом стены с глубокой нишей. Статую в человеческий рост, стоявшую в углублении, заплели сорные травы, время не пощадило ее, головы не было - но в руках уцелела серебряная чаша и проступала сквозь грязь искусная летящая резьба на сером каменном постаменте... Совсем близко текла река - неглубокая в этом месте, неумолчно говорливая. Обильная густая роса поблескивала на сапогах. В какой-то момент северянин закатал рукава рубахи... Дунадан, придвинувшийся к нему, снова увидел тонкий белый шрам на запястье.
- Что это? - сливаясь с голосом ручья, прозвучал шепот Хенианара.
На севере, - тихо ответил Нимрос, - у меня был учитель. Эльф. Этот шрам - знак моей клятвы.
- Хотел бы я связать свою судьбу с твоей... - тихо, словно бы про себя, промолвил дунадан.
- Значит... - взгляд в глаза, открытая счастливая улыбка, так идущая красивому лицу северянина, - ты - позволишь мне стать твоим братом?.. Прости, но ученики я тебя не могу взять, во всяком случае - пока. Это огромная ответственность. Если я однажды причиню тебе боль - я себя не прощу...
- Да. Будь моим братом, - на выдохе, чуть слышно.
Нимрос зачерпнул речной воды неглубокой широкой чашей, которую прежде держала статуя. И солнечный блик дробился на серебряной грани, и легкие тени медленно оседающих песчинок скользили по дну чаши, и, постепенно замирая, мерно покачивалось отраженное в воде небо цвета васильков с летящими по нему бело-золотисто-розовыми облаками... Он достал из кармана складной нож. Сжав зубы, резко, с силой провел клинком по руке; то же сделал и Хенианар - запястье словно обожгло. Сперва ярко-красные капли падали в воду, растворяясь в ней, истаивая бледно-розовой дымкой, потом вода окрасилась багрянцем... Юноша слизнул с лезвия оставшуюся на нем кровь - острый солено-пряный вкус немного пьянил. И - ласковое тепло объятия, и - слова старинной клятвы, и глотки из чаши; долгие разговоры - словно бы ни о чем, и случайные соприкосновения, от которых по телу проходит легкая приятная дрожь...
Поле - сказочный ковер, расшитый живыми цветами - окутанное пьянящим, сладковато-теплым запахом летних трав: крупные оранжево-рыжие шмели, летающие между цветами, и бескрайний простор, и почти неощутимый ветерок, и сизые тучи, изредка закрывающие солнце - тогда на землю ложится прохладная серая тень... Спустившись по тропе в низинку меж пологими холмами, юноши попали в неожиданно теплый - даже жаркий - участок поля, постояли немного... На бледной коже Нимроса выступили от ветра, солнца и быстрой ходьбы легкие розоватые пятна, ничуть не портившие его красоты, с пушистыми завитками волос на шее играл ветер. Дунадан приложил ладонь к его груди, чувствуя, как под белой тканью рубашки бьется сердце брата...
Домой вернулись к обеду. Привычное вяленое мясо с хлебом, сверху веточка укропа - душистого и пряного, сладковатого с кислинкой, и большое красное яблоко - одно на двоих. Разрезать не стали - северянин взял его, надкусил, глубоко впиваясь зубами в мякоть, с одной стороны, а Хенианар - с другой, по подбородку его стекла прозрачная сладкая капля... Когда яблоко было уже почти доедено, внезапно друзья, вдруг столкнувшись носами, рассмеялись от неожиданности; огрызок полетел в окно - навострившая уши Миаульдэ жадно следила за ним, дрогнул кончик хвоста...
Легкий ветерок продувал прогретую за день комнату; изузоренный дубовый лист влетел в окно, плавно опустился перед самым носом задремавшей кошки... Северянин сидел на скамье в изящно-непринужденной позе, чуть откинувшись назад, расчесывал густые пряди. Дунадан взял в руку нагретый его пальцами деревянный гребень и очень осторожно провел по длинным волосам, от которых исходил пьянящий теплый запах солнца, нежно-сладковатый аромат мяты - и на миг сам испугался того, что сделал. Но Нимрос только ласково улыбнулся... Взгляд его упал на давно стоящую в углу без дела старую лютню, о которой хозяин дома как-то совсем забыл.
- Наръо, - молодой арнорец привык уже к этому сокращению своего имени, - я бы хотел, чтобы ты спел мне... ну, если у тебя есть желание.
Хенианар сперва смешался, а потом, словно решившись, резким движением схватил лютню, сел; взял, привыкая к ней - отвык за год, конечно... - пару аккордов. И понял, что не получается - в такой день, перед другом и братом - петь старые, давно знакомые обоим песни, что прямо сейчас вырвется, захлестнет с головой - свое, потаенное, о чем не скажешь просто словами... и - негромко запел под серебристый перебор шести струн...
Будет - летний рассвет,
в небесах - птичье пенье,
Шорох ветра в ветвях
и беспечный покой...
В этот миг ты придешь,
ты взойдешь по ступеням
И к моим волосам
прикоснешься рукой...
Сами собой, приходя из ниоткуда, возникали слова - бесхитростные и незатейливые - словно странные и не всегда подходящие друг к другу бусины, что - одна за другой - нанизываются на нить...
Все рассказы твои
я вовек не забуду,
Пусть всего лишь недавно
свела нас судьба...
Взгляд наивно-открыт
в ожидании чуда,
Благодарности слово -
и вздох на губах...
Мелодия и слова сплетались в незамысловатый, но подкупающий своей наивной искренностью узор. В песнях нет места лжи и обману, душа поющего - как на ладони перед тем, кто слушает - и слышит - его...
В золотых волосах -
солнца яркие блики,
И глаза - цвета моря,
в глубине - странный свет...
Ты прости меня, друг -
я - поэт невеликий,
Эти строки простые
посвящаю тебе...
Дунадан окончательно смутился, покраснел, смолк; только в тишине еще несколько секунд трепетно звенела тонкая струна, постепенно затихая... Нимрос встал и молча обнял его, не говоря ни слова; потом задумчиво прикрыл длинными ресницами красивые глаза, сдвинул брови, нерешительно протянул:
- Знаешь, Наръо, я тут подумал... я хочу отправиться с тобой на север. Меня тянет туда, - отрывисто докончил мысль.
- Я буду только рад, - выдохнул дунадан. - Когда?
- Да хоть завтра. Если успеем запастись всем необходимым и уложиться, конечно.
Через полчаса Хенианар уже уложил в свой мешок складной нож, кремень и огниво, мешочек с солью, фляги с вином и водой, вяленое мясо и солонину. Нимрос (дунадан обратил внимание на то, что деревянная рукоятка его ножа была украшена, как он узнал, собственноручно выжженными узорами) подошел к делу более обстоятельно - взял еще и брусок для заточки ножей, сушеную рыбу, свечу, прочную веревку, клубок ниток, сухари, заткнул за ворот иглу. Посоветовал захватить с собой побольше запасной одежды и большой кусок прочной белой ткани, приготовил топорик. Деньги разделили поровну. Оставалось зайти к семье Фаэнвен, сказать о путешествии и оставить им кошку. Это решили отложить на завтра.
Солнце уже клонилось к закату, лиловая прохлада окутывала деревню... До ужина молодые люди читали. Дунадан часто поднимал голову от книги и смотрел, как малиновое зарево заката бросало оранжевые блики на спокойное лицо друга и брата, изредка в задумчивости проводившего указательным пальцем по обветрившимся губам. Потом пожарили курицу с луком. Миаульдэ, понявшая, что ее покидают, понуро сидела у дальней стены, и друзьям от этого кусок в горло не лез. Нимрос опустился перед ней на корточки, ласково погладил, что-то зашептал в острое ушко... Спустя пять минут кошка понемногу успокоилась, вышла из угла, стала тереться головой об табурет и ноги юношей.
Поднявшись наверх, в комнату, пропитанную прохладно-теплым ароматом летнего вечера, Хенианар долго метался на кровати, все время будя кошку, не мог уснуть. Он, несмотря на ощущение странной медовой звенящей легкости во всем теле и открытое окно, был словно в жару; легкая ткань простыни казалась горячей, тонкая рубашка намокла от пота, губы пересохли - хотелось пить. Сон пришел к нему только глубокой ночью...
Такого сумасшедшего дня у него давно не было...
Примечание (читать дальше)к главе VII. Стихотвореньице в тексте - мое, оно старое, но тут к делу пришлось. Точнее, оно и писалось специально для текста - только текст тогда был в зачаточном виде и сильно отличался от нынешнего. Текст поменялся - а стих остался, ага))
@темы: Проза
-
-
27.08.2018 в 22:58И, да, все-таки спрошу. У вас это планируется джен...али другое что?)
-
-
28.08.2018 в 13:20Пока что планируется несколько примерно равноправных линий (в т.ч. юст), но автор, как известно предполагает... То есть - вы таки будете смеяться, но я сам не знаю, к чему в итоге приду.
-
-
28.08.2018 в 16:20А, ясно. Главное, что тот юст не баг, а фича.)
-
-
28.08.2018 в 17:17А юст как баг - это, ммм, технически как?))
-
-
28.08.2018 в 17:17-
-
28.08.2018 в 17:24-
-
28.08.2018 в 17:59-
-
28.08.2018 в 18:06-
-
28.08.2018 в 18:31Этого добра и так кругом полно, а когда его еще и пихают в фик без объявления войны... Не надо так.)
-
-
28.08.2018 в 21:18Это случай крупного таракана в голове(( Называется - попытайся обмануть окружающих, может, и себя заодно получится.
Ну, я не вижу пока оснований ставить в шапку юст, поскольку на нынешней стадии это все-таки броманс (и вообще - юст планируется не в этой сюжетной ветке, если вдруг). Более того - задуманный юст в процессе написания текста может как воплотиться (на что я надеюсь, потому что надо же и в этом жанре себя попробовать; попытка - не пытка), так и отвалиться (я могу выдохнуться и тупо слить нужную линию).
-
-
28.08.2018 в 21:25