[gilbarad]

В рамках личного недофлэшмобчика "да допиши ты уже все-никак-не-готовый текст"...

Зарисовочка. Арафор, 1409 год III Эпохи.

(читать дальше)

Арафор, запрокинув голову и глядя в серое вечереющее небо, с которого изредка падали мелкие капли, стоял на балконе, сжимая тонкими пальцами мраморные перила - от них по почти прозрачной коже красивых рук разливался холод... Он любил такую погоду в начале осени, хотя многие считали ее скучной. Во дни, подобные сегодняшнему, можно было долго, до боли в глазах, всматриваться в бескрайнюю высь - то слепящую, ровную, то изменчивую, испятнанную причудливыми серыми облаками и жемчужными проблесками... Тогда к нему приходило тихое, немного сонное умиротворение, по губам все время блуждала светлая спокойная улыбка, движения становились расслабленно-плавными, почти кошачьими; можно было читать при свете ночника - до тех пор, пока книга не выпадет из рук, и мягко обнимающая теплая дрема незаметно окутывала тело бархатным покровом сна...

А далеко внизу простирался серый город, построенный из камня, в солнечные дни принимавшего бледно-золотистый оттенок... Полукруглые купола там и сям вздымавшихся мощных башен, ровные улицы, мощеные камнем, мягкий золотистый свет в арочных окнах высоких домов с синими черепичными крышами; трепетали зеленые кроны елей и сосен на холодном ветру, едва заметно вздрагивала гладь закованного в темный камень канала, когда на поверхность ее падали капли и расходились круги... А вдали, у ворот, временами загорались багряные сполохи, далекими серебристыми точками вспыхивали лезвия мечей...

Стражники ворот древнего Форноста, построенного нуменорцами и оставшегося нуменорским по духу даже спустя тысячу с лишним лет, несли дозор, мешая врагу прорваться за мощные ворота - и гибли от ангмарских стрел... В домах женщины ждали мужей и сыновей домой - а ведь некоторые из них сегодня, сами еще не зная того, напрасно плавили свечи в ожидании, и завтра не одной нагадает судьба - плакать над остывшими телами тех, кто еще меньше дня назад уходил, весело и, наверное, немного зло улыбаясь, чтобы скрыть тоску и затаенный страх на дне глаз, обещая вернуться в полночь...

Арафор закусил губу, невольно вспомнив отца. Тот никогда не был с ним ласков, никогда не улыбался - казалось, глубокая складка на лбу так и была у него - всегда, всю жизнь. Сжигаемый каким-то внутренним пламенем отец... хотя его сын и в мыслях-то почти не называл так, чаще - король, потому что он был выше собственного сына, как всегда был выше всего, кроме политики... да, король Арвелег был вечно поглощен заботами - нужно было оборонять укрепления на юго-восточных рубежах, у Заветренных холмов, железной рукой держать за горло колеблющийся Кардолан, умасливать пытающийся выйти из кровопролитной и вовсе не нужной эльфам войны Линдон... Он и сына своего не просто так назвал грозным именем, надеясь, что из него получится такой же непреклонный и жесткий правитель, и был разочарован, что Арафор вырос не столько воином, сколько книжником и - в глубине души - художником, любящим меч не за страшные удары, а за тонкую гравировку рун и мерцание бликов на отполированной отточенной стали, восхищающимся соразмерностью строя и красотой тренированных тел воинов, а не их всесокрушающей силой... да и то - предпочитал смотрам войск старинные книги, хотя и оружием владел хорошо, уступая лишь Хэлласу, Наургилу и Сарниону - лучшим бойцам королевства... А потом - долго сдерживаемый гнев Рудаура прорвался, была битва у Амон Сул... Отец погиб. И - отныне Арафор принял на себя тяжкое бремя правления Артэдайном, на который надвигалась война. Он не желал войны - но судьба решила за него. Выбора не было... - или - только кажется, что не было?.. просто - страшно было помыслить о том, другом пути... Хотя - нет, был и еще один путь - надо было только отважиться на шаг - с каменных перил - и будет - бесконечно-краткий полет, а внизу - ждет мерцающая вода канала...

Поежившись и стараясь не смотреть прямо вниз, Арафор обернулся, отворил тяжелую резную дверь, через каменную арку прошел в свою комнату, резким нервным жестом отбросив занавес.

Прохладное помещение было освещено неверным светом факелов, дрожали тени; толстые стены - серые, голые; только у высокого арочного окна, у дверей да над просторной нишей, где стояла кровать, были тяжелые темно-красные гардины. На холодном гулком полу лежал огромный бордовый ковер, пестро расшитый светлыми нитями. У окна был тяжелый стол, на котором стояли полусгоревшая свеча в старинном кованом подсвечнике и чернильница с пером, лежало небольшое зеркало, а также несколько книг в выцветших кожаных переплетах.

Арафор распахнул окно, сел, откинул со лба намокшие от дождя темные волосы - длинные, немного волнистые - и распустил шнуровку плаща, шелковая черная ткань легко - словно прохладный легкий ветерок коснулся тела - соскользнула с плеч, обвивая массивные деревянные ножки простого, но удобного кресла - он любил холод, хотя и просыпался иногда по утрам совершенно разбитый после очередной ночи на сквозняке... Хрупкая и тонкая, но по-нуменорски сильная рука обняла перо. Рассеянными движениями, стараясь отвлечься от мрачных мыслей, Арафор начал рисовать на краю листа затейливый узор - сплетались по его воле, проступая черной кровью на бумаге, цветы, травы и корни деревьев, опавшие листья и нити паутины, струи ручейка и камни... И тонким кружевом ложились руны - обрывистые фразы были рождены криком души, отчаянием, усталостью, невозможностью понять мир, в котором царит война, страхом преступить заветы предков и пониманием: не дано ничего изменить...

А потом белые клочья сбитыми влет птицами ринулись в окно, вниз, в воду, и зеркало на миг отразило беспокойное печальное лицо - с мягкими чертами, но красивое и мужественное, с огромными серыми глазами, опушенными длинными ресницами - и белый ворот простой рубахи со шнуровкой на горле...

Арафор медленно прошелся по комнате - эхом разносились шаги легких кожаных сапог - а потом - сел, бессильно поникнув, но слез - не было, только - взгляд в темное небо, и прямо напротив окна ярко горел Венец Возмездия...

Сколько таких вечеров было в его жизни? - кто знает?..