И еще кусочек.
Upd. Чуточку подправил, причесал пару багов.
Глава VIII (читать дальше)
...На следующее утро, когда Хенианар спустился вниз, Нимрос уже ждал его, что-то напевая мурлычущим голосом - ласкающий кошку, все еще немного сонный. На столе были кусочки поджаренного до золотистого румянца хлеба с чесноком и ломтики вяленого мяса, тонкий сероватый дымок вился над глиняной тарелкой, несколько капель пролившейся воды поблескивало рядом с кружкой, румянилось яблоко. Дунадан - медленно, не торопясь, не обращая внимания на хрустящие на зубах крупинки соли - принялся за угощение, изредка перебрасываясь словами с другом и легонько дразня носком сапога спрыгнувшую на пол кошку. Затем взял кисловатое, но сочное яблоко, тающее на языке - с чуть шершавой с внутренней стороны и гладкой с внешней, красной впрозолоть, ароматной шкуркой, запивая его мятной водой. Вскоре он приподнялся со своего места, опустив руку, подманил Миаульдэ движением пальцев, усадил ее на колени, слушая, как стучит маленькое сердечко кошки, ощущая, как скользит под кончиками пальцев шелковистая шерстка. Потом слил из кувшина в ладони, поднес к ее мордочке. Малышка медленно лакала холодящую прозрачную жидкость шершавым язычком. Все это время Нимрос, жмурясь, как кот, сидел верхом на стуле, скрестив руки поверх спинки и положив на них голову, по-эльфийски красивый - для этого ему не приходилось прилагать ни малейших усилий - и счастливый. Да и как можно - не быть счастливым, если в окне напротив - небо - синее, словно в детстве, когда нет брони на сердце, или после долгой болезни - и немного размытый, но поразительно живой мир - пронзительно яркие ощущения, краски, звуки, и теплая утренняя нега еще не покинула тело... Хенианар впервые чувствовал единение со своим спасителем и побратимом настолько сильно, что не хватало дыхания, и немного кружилась голова, и бешено билось сердце, и - было так странно... Он встал, вышел на улицу, вдыхая утреннюю прохладу - свежую, пронизывающую тело даже под тканью рубашки.
- Нарьо, я пойду прогуляться по деревне. Можешь остаться дома, - северянин, незаметно подойдя, заставил на миг вздрогнуть дунадана.
- Я за это время передам сестре кошку. Попрощайся с ней, - фраза получилась сухой, стертой, словно старый мертвый лист под сапогами, и юноша незаметно поморщился, пытаясь скрыть смущение и какую-то странную досаду на самого себя.
Склонившись над тревожно дергающей ушами Миаульдэ, Нимрос долго шептал ей что-то свое, нежно поглаживая, опустив голову - так, что прекрасные длинные светлые волосы смешались с черными и белыми шерстинками - и кошка постепенно заснула, дыша во сне ровно и спокойно. Подошедшему Хенианару объяснил:
- Я на краткое время погрузил кошку в глубокий сон.
Вместе друзья легко положили Миаульдэ в небольшую корзину из ивовых прутьев. Держась за руки, вышли к дороге - и отправились в разные стороны.
...Сладкий аромат пирожков с яблоками наполнял дом семьи Халдорона, встречая прямо с порога. Хэллот умиленно всплеснула руками, увидев корзину, и сразу взяла все еще дремавшую кошку под свою опеку. Фаэнвен, вышедшая чуть позже, до этого в другой комнате о чем-то тихо говорила с высокой девушкой в темно-синем платье, которая осталась сидеть там же, на скамье у окна. Отведав вкуснейших хрустящих пирожков, поговорив немного с Беллмеретом и Халдороном, дунадан прошел туда, где одиноко сидела подруга сестры. Высокая и стройная, с почти прозрачной кожей, она, опустив голову, вышивала на светло-зеленой ткани затейливый узор.
- Как тебя зовут?
Девушка откинула темные волосы, подняла голову. Красивое тонкое лицо - словно у нуменорских женщин на древних фресках - было все еще худым после болезни. Серые глаза горели странным блеском. Голос - так шелестит опавшая листва...
- Лагорвен. Садись рядом. Ты - брат Фаэнвен?
- Здравствуй. Да. Сестра рассказывала о тебе. Ты уже почти оправилась от раны, или...
Перебила - стиснув тонкие пальцы:
- Да, боль тела ушла. Но боль души осталась...
- Что тебя тревожит?
Ответила - горячечным шепотом, под конец - почти закричала:
- Элладан. Он так на меня смотрел - тогда, поднося мне к губам флягу с водой… В глазах - свет, и сам в рассветных лучах, казалось, сиял. Но... нет, нет, не нужно себя обманывать - для чего я ему нужна?.. Он бессмертен, а я... я - человек. Энгвар, как они говорят. В их понимании - недолговечная уродина. И я уйду в тень, благословляя его. Я повторю участь Андрет... - по щекам потекли слезы.
- Но... - начал было Хенианар, положив руку на хрупкое плечо. Однако давно уже слушавшая сестра, незаметно вошедшая в комнату, оттащила его за дверь, сказав:
- Не обращай внимания. Она давно уже такая. Влюбилась в эльфа, который ее спас. В сына Элронда. А ты - сразу по больному... Сейчас ты ей ничем не поможешь, да и никто не поможет. Может, со временем она забудет... или уйдет в Имладрис, став молчаливой тенью возлюбленного. Так-то она спокойная и добрая... если не трогать эту рану.
С тяжелым сердцем молодой дунадан простился с родными и отправился домой. Северянин уже ждал его, сидя на широкой верхней ступеньке, подтянув длинные ноги к груди и обхватив их руками. Он жестом пригласил друга сесть рядом, на нагретое солнцем шершавое дерево, и как-то сам собой начался разговор - о грядущем путешествии, о Тьме и Свете... В какой-то момент дунадан произнес, даже не пытаясь притушить горящий в глазах огонь:
- Я пойду на Север, отрекусь там от прежней клятвы и ступлю на истинный путь - путь Тьмы. Будь моим проводником и наставником на этой дороге!
Нимрос дернулся, как от удара плетью. И - словно горький лед сковал красивые черты, и глаза, когда Хенианар решился заглянуть в них, были - уже другие, далекие, чужие и болезненно отстраненные: холодное серое море бьется в черные скалы, и кажется - волны захлестнут и увлекут с собой, туда - в сгущающуюся тьму - навстречу гибели в бездонной пучине отчаяния... Спустя несколько долгих минут, показавшихся молодому дунадану вечностью, снова прозвучал голос - тихий, с затаенной болью, похожий на стон, и руки северянина тяжело и в то же время осторожно - словно он пересиливал себя - легли на запястья арнорца, обжигая ледяным холодом:
- Наръо, неужели ты не понял: если просто сменить цвет, тебе не будет места во Тьме... Не бросай в грязь - бездумно - клятву верности Свету. Иди за ней, как прежде, не нужно предавать себя. Просто - не обнажай меча во имя... чего бы то ни было, потому что война - любая, во имя Света или Тьмы - несет с собой только боль и страх. И помни: кровь не нужна миру, а странников Арнора и Ангмара зовет одна Дорога, в пути им светит одна и та же Звезда - не так уж важно, Мельтор зовут ее или Гил-Эстел... И без Света Тьма бесплодна, как земля без зерен... Услышь меня, прошу! - северянин бессильно поник, закрыв глаза и опустив голову.
Взволнованный и расстроенный до слез ощущением душевной боли Нимроса, виновником которой - что самое страшное - был он сам, Хенианар прижался к нему с немой мольбой о прощении - так беззащитно и доверчиво, как может прижиматься только друг и брат, открывая душу и искренне раскаиваясь в сказанном. И дрогнули просвеченные солнцем веки, и он увидел почти прежние - лучистые и добрые - серо-голубые глаза:
- Прости. Я не хотел тебя так напугать, Нарьо. Забудь эту тяжелую минуту, но запомни мои слова. Правда же - они не пройдут даром?
Дунадан молча кивнул и поудобнее устроился рядом, задумчиво подперев подбородок ладонью. И соскользнула вниз ткань рукава, обнажая запястье и белеющую на нем отметину, обведенную розовым, уже затянувшуюся, но отчетливо видную.
- Шрам - лучший способ запомнить, Наръо, - неожиданно подавшись вперед и нагнувшись к нему, северянин коснулся теплыми обветренными губами чуть припухшей кожи рядом с рубцом. Спустя несколько мгновений произнес, глядя куда-то вдаль: - Нам пора в дорогу.
Сборы заняли не так уж много времени. Нимрос небрежно накинул вокруг горла длинный серо-голубой шарф, цвет которого очень шел к его глазам - день обещал быть прохладным и ветренным, на земли меж рек стала незаметно подбираться осень, золотя края листьев. На старый плащ, выцветший от солнца, красиво ложились длинные белокурые волосы. Перехваченная кожаным ремнем белая рубашка со шнуровкой на груди облегала стройное тело. Высокие сапоги ненавязчиво подчеркивали элегантность и изящество северянина. Хенианар выбрал все тот же темно-зеленый плащ, в котором вернулся из странствий по южным землям... Друзья снова зашли в гости к сестре дунадана - совсем ненадолго; Нимрос сердечно пожал протянутую мускулистую руку Халдорона на прощанье. А потом - вышли за пределы селения, и путь на север с порывом ветра в лицо распахнул объятия золотистых полей...
Дорога... Ее так любят воспевать в своих балладах менестрели - и голос струн сплетается с рассказом о серебрящейся в лунных лучах ленте, уводящей людей вперед, к великой цели, о подвигах и тяготах, выпавших на долю прославленных и ушедших в легенды героев...
А что, если - нет никакой дороги? Если - просто погожим летним днем в лучах солнца, медленно садящегося за далекую реку, идут наугад, чтобы в конце концов все-таки куда-нибудь прийти, два человека, которым и торопиться некуда, и никакой, упаси Эру, великой цели у них нет? Ну разве что - дышать полной грудью, на ходу перебрасываться словами и улыбаться друг другу, иногда - срывать луговые цветы и вплетать их в волосы... Тоже ведь неплохая миссия, хоть и, спору нет, не такая героическая, как поход Берена за Сильмариллом или путешествие Туора в Гондолин...
И будет - поросший травою в человеческий рост овраг под сенью берез, и снова - с легкой улыбкой на губах - путь навстречу прогретым за день полянам, навстречу ласковому предзакатному теплу, навстречу западному ветру, который невидимой легкой рукой взъерошил волосы... И синий туман скрадывает очертания далеких гор, и высокое безоблачное небо постепенно сиреневеет, и становится прохладнее, и начинает одолевать мошкара; пора остановиться на ночлег - вспыхивают, разбрасывая искры, веселым рыжим пламенем ветки, срубленные с берез; поначалу глаза немного слезятся от терпкого дыма; комары отлетают прочь, но их неумолчная песня, хоть и отдалившись, продолжает звенеть где-то на грани слуха... Невысокий продолговатый камень с плоской вершиной, на которой прежде грелись ящерицы, испуганно шмыгнувшие в траву при виде людей - наверно, не зря он так на скамью похож... Глоток воды из фляги, ломоть черного хлеба и солоноватое копченое мясо, горсть ягод, сорванных с растущего неподалеку куста - долго остается на губах их кисловато-вяжущий вкус... Длинные тени ложатся от костра, багряные блики отражаются на серебряном ободке кольца, смешались темные и золотые волосы... Долгий, до поздней ночи, разговор - легкий, почти ни о чем, и в наступившем сумраке часто раздается звонкий беззаботный смех - потому что нет места чувству одиночества, когда друг рядом, и нет места страху в мирных землях. И будет возвращение домой. Обязательно будет...